For alt vi har og for alt vi er.
Бродячий пес
Автор – Ёсими Охито-Хиро
Ключ №10 – бродячий пес
Фэндом – Dogs
Пейринг – Бадоу/Наото
Жанр – ангст, романс
Тип – гет
Рейтинг – R
Размер – мини
Дисклаймер – Мива Широу
Статус – закончен
Размещение – с моего разрешения
Посвящается – Виралу, который тоже любит этот пейринг и которому я так ничего и не подарила на день рождения.
читать дальшеБег – это образ жизни. Бадоу знает.
Все они, все четверо – просто бродячие псы, пропадающие на улицах Города почем зря. Могло бы, интересно, быть все иначе? Семьи там, дети...
«Дети». Бадоу запрокидывает голову, хрипло хохочет. Они сами в какой-то степени – дети еще. Только другие, не похожие на тех счастливых малышей, которые любят леденцы на палочке, мультфильмы всякие...
Другие. Закаленные. Хрупкие с виду – впрочем, не все – но со стальным стрежнем внутри. Иногда Бадоу даже осознает, что нельзя так жить, что можно попробовать начать все сначала – и тянется за следующей сигаретой, устало падая обратно на диван, который совсем уже старый и с торчащими пружинами.
Раммштайнер бы сказал: «Ты совсем ебнулся». Ну, или что-нибудь в этом духе. Отмахнулся бы от Бадоу, как от назойливой мухи, которая жужжит над ухом раздражающе и непрерывно.
Только нет его, Хайне. Пропал.
Про-пал. Будто бы и не было никогда у Бадоу напарника, с которым они стольких положили, с которым всегда были вместе.
Михай говорит, что Раммштайнер обязательно вернется, да только Нейлз устал уже тупо пялиться в календарик, вычеркивать день за днем. Ждать Хайне, как девка ждет своего пропавшего без вести парня.
Они друг другу ничем не обязаны. Подумаешь, вытащил Хайне его пару раз из самого пекла. Подумаешь, Бадоу тоже в долгу не оставался, хотя самому альбиносу абсолютно похуй было, спасет его кто-нибудь или нет.
Если Бадоу что-то вбил себе в тупую башку, это его проблемы. Не Михая, не Хайне – только его.
Наото этого, конечно, не одобряет. Но что поделать?
Ах, да. Наото. Такой же пес, как он сам, как Хайне, как Михай. Только девка – и это единственное, что ее от них отличает. Стерва та еще, конечно, хотя Бадоу никогда не питал к ней такой ненависти, как тот же Хайне.
Она пришла к нему, когда Бадоу вовсе и не ожидал этого. В старом потрепанном платьице, мешковатой куртке – явно не по размеру – с футляром, в котором покоилась ее катана, за плечом. Просто пришла, негромко постучала.
- Мне жить негде, - говорит. – Можно?
Бадоу пожал плечами, посторонился, пропустил. Наото, взъерошенная и запыхавшаяся, протиснулась внутрь, футляр оставила в прихожей – решила, видимо, что он будет Бадоу мешать.
Глупая девка.
- Я только переночую, - негромко сказала Наото.
- А потом? – насмешливо сощурился Нейлз.
- А потом уйду.
- Уйдешь? – переспросил Бадоу. – Да можешь оставаться, в принципе. Хайне-то все равно нет.
Сказал это – и только потом понял, что в очередной раз в самую глубокую свою рану собственными пальцами залез. Довольно грубо покопался, слов нет. «Хайне-то все равно нет», надо же. Наото все равно плевать – а вот ему, Бадоу...
Ему каждое упоминание о Раммштайнере – удар под дых, грубый и внезапный. И так больно, сссука, что даже дышать тяжело.
- Вот как, - только и ответила Наото. – Ничего. Я действительно только переночую.
- Как хочешь, - махнул рукой Нейлз.
Провел ее в комнату, пропитанную табачным дымом, кивнул на узкую койку.
- Спать будешь здесь.
- А ты? – удивленно вскинула на него глаза Фуюмине.
- А я – в комнате Дейва. Брат у меня был.
Наото кивнула с таким серьезным видом, что Бадоу с трудом сдержал смех. Понимающая выискалась, блядь. Хорошо, хоть не сказала что-то вроде: «Терять близких всегда тяжело». Нет ничего банальнее этой фразы. И ничего страшнее тоже нет.
- Есть хочешь? – спросил он. – Пошли на кухню.
Она вроде бы все поняла – расспрашивать больше не стала, послушно поднялась и проследовала за ним в маленькую и раздолбанную напрочь кухню. Бадоу никогда не думал о такой ерунде, как уборка – с тех пор, как Дейва не стало. Плевал он на нее с высокой башни.
Наото молча села за стол. Бадоу заметался по тесной комнатке, разыскивая еду, вытащил из тумбочки коробку пиццы.
- Только сегодня принесли, ты не думай.
- Пойдет, - отмахнулась Наото, накинулась на еду с неожиданной жадностью, глотала пиццу большими кусками, только оливки сердито выплевывала. Терпеть их не может, должно быть. – Спасибо, - добавила она с набитым ртом.
Бадоу наблюдал за ней с едва уловимой жалостью и неприкрытым любопытством. Он, если задуматься, ничего о ней не знает – кроме того, конечно, что она все ботинки стоптала в поисках убийцы своих родителей.
А теперь вот оказывается, что она оливки не любит. Пусть мелочь – но Бадоу отметил, занес в незримый блокнотик, галочку поставил.
- В следующий раз возьму без оливок, - сказал Нейлз, будто извиняясь.
- Не будет следующего раза, - усмехнулась Наото. – Так что забей.
Бадоу промолчал. Ему, в принципе, без разницы, придется им ужинать вместе еще раз или нет.
- Куда ты уйдешь? – спросил он, не надеясь особо, что Наото ответит. И он, и Михай, и Хайне – просто могилы секретов. Разумеется, и у нее они есть. Другого он и не ожидал.
Она и не ответила. Поставила пустую тарелку в раковину – хорошо, хоть не облизала, ухмыльнулся Бадоу – и снова села за стол. Откинулась на спинку стула, покосилась на дымящуюся кружку кофе.
- Это мне?
- Нет, блядь, мне, - фыркнул Бадоу. – Тебе, естественно. Ты пей, пей.
Наото с безразличным видом потянулась к кофе, схватила кружку, осторожно отпила, боясь обжечься. Выдохнула удивленно и восторженно:
- Вкусно. Где ты научился?
- Дейв научил, - Нейлз внимательно взглянул на нее: услышав имя «Дейв», Наото чуть заметно вздрогнула. – Да не парься ты по этому поводу. Я могу говорить об этом.
- Хорошо, - она с облегчением вздохнула и снова уткнулась носом в кружку. Забавная она все-таки, эта Наото, мельком подумал Бадоу, жаль только, что слишком замкнутая и молчаливая. Симпатичная, между прочим.
С минуту оба молчали. Бадоу поднял глаза, встретился взглядом с Фуюмине.
Бездна – черная, всепоглощающая бездна тоски и отчаяния. Больше в ее глазах не видно ничего. Абсолютно. Она такая же, как Хайне, наверное.
Бадоу погибнет, если приблизится – нет никаких сомнений. Если сама Наото не подпустит ближе, конечно.
- На мне что-то написано? – не выдержала она. И Нейлз дернулся судорожно, быстро отвернулся к замызганному окну, за которым простирались тесные, темные улицы Города.
Улицы, на которых Бадоу столько раз чуть не погиб. Улицы, на которых он встретил Наото и Хайне, на которых когда-то его подобрал Михай, перепачканного и лежащего в куче мусора.
- Да нет, - сказал наконец Бадоу. – Просто мне интересно, почему ты решила съебаться отсюда.
- Это не твое дело, - слишком быстро ответила Наото, напряглась вся, натянулась, как тонкая стальная струна, которую так легко затянуть на чьем-то горле. Кажется, вот-вот бросится, одним неуловимым движением вытащит из футляра катану – и все, на свете одним распиздяем станет меньше.
«В коридоре у нее футляр же. Похер», - вспомнил Нейлз, даже улыбнулся, снова глядя на насупившуюся Наото. Она и глазом не моргнула – не сводила с него немигающего взгляда.
Бадоу такой уже видел где-то – кажется, именно в тот момент, когда Хайне выпустил Пса на прогулку.
«Страшно даже, блядь».
Отворачиваться от нее сейчас – значит, обречь себя на верную смерть. Смотреть в глаза таким, как Наото, опасно – а не смотреть во много раз опаснее...
Это продолжалось несколько томительных секунд – и Наото нервно дернула худым плечом, опустила глаза.
Бадоу победил. Если можно, конечно, назвать нечто подобное победой.
- Послушай, - сказал примирительно. – Стемнело уже. Пошли спать.
Наото настороженно кивнула. Мол, пошли, но ко мне не приближайся.
«Да кому ты нужна, принцесса недоделанная, е-мое!»
В комнате Нейлз надолго не задерживался – только расстелил постель, удивленно вскинул брови, глядя, как Наото ложится под одеяло прямо в одежде. «Хорошо, хоть ботинки сняла», - фыркнул про себя рыжий.
- Мне так проще, - пояснила Фуюмине, поймав его взгляд.
- Но это же...
- Мне. Так. Проще. – Повторила она сквозь плотно сжатые зубы. И Бадоу отстал, махнул на нее рукой – черт бы с этой чокнутой девкой.
В комнате Дейва было темно и тихо. Полы и мебель покрывал толстый слой пыли, кровать была идеально заправлена – будто бы тут никто и не жил раньше. А Бадоу просто боялся сюда заходить.
Он помнил, как ночью, просыпаясь от кошмара, шлепал босыми пятками по коридору, бежал к Дейву, забирался к нему под одеяло и там дрожал, впиваясь тонкими пальцами в его плечи. Дейв сонно улыбался, гладил Бадоу по голове и говорил, что «все пройдет, малой, ты придурок просто».
А теперь никто его по голове не погладит – ну и похрен. Бадоу ничего не боится.
«Ничего. Ни-че-го, слышишь?!» - безмолвно крикнул Нейлз, с трудом передвигая ноги – они отчего-то оказались повиноваться – дошел до кровати, рухнул на нее. Темнота опутывала его липкой мерзкой паутиной, и Бадоу морщился, забираясь под одеяло, накрываясь с головой, тщетно пытался ее отогнать.
Поспать ему сегодня, видимо, не удастся.
Бадоу ворочается, стараясь улечься поудобнее. Тщетно. Постель Дейва, в которой раньше он оставался почти каждую ночь, кажется холодной и нестерпимо жесткой. Будто кто-то, насмехаясь, сунул Бадоу под простынь надгробие.
Чтобы Нейлз не сумел забыть, как ему раньше было хорошо – с двумя, как у всех, глазами, с полосатым красно-белым леденцом за щекой. Дейв часто покупал ему леденцы, смеялся хрипло и заразительно, и тогда Бадоу смеялся тоже.
А Наото заснула уже, наверное. И не знает, как тут ему хреново.
Услышав неясный шорох, Бадоу замер. Показалось?
Черта с два. Наото за стеной едва слышно застонала, и это заставило Нейлза рывком подняться с постели. Что, черт возьми, с этой девкой такое? Она там рыдает, что ли?
В комнате Бадоу, где ночевала Фуюмине, форточка была распахнула настежь, но от кошмаров это явно не спасало. Наото колотила крупная дрожь. Она сучила ногами, точно убегала от кого-то, яростно кусала подушку, пытаясь перегрызть глотку невидимому врагу, не иначе.
- Эй, - потряс ее за плечо Бадоу. – Проснись.
Наото не ответила – только забормотала что-то хрипло и неразборчиво, отчаянно отмахиваясь от него, попыталась забиться в угол. Нейлз осторожно коснулся ладонью мокрого лба, убрал за ухо слипшуюся от пота прядь.
- Оставь меня в покое! – яростно выдохнула Наото, отбиваясь от него. – Отвали, Магато!
«Магато».
Все сразу встало на свои места – ей Магато снится. Человек – да и человек ли? – из жуткого прошлого Наото, о котором она как-то упоминала. Тогда и Хайне, и Бадоу не стали расспрашивать ее – у каждого свои тайны.
А теперь вот оказывается, что даже во сне этот Магато может заставить Наото дрожать от страха. Бадоу чужие страхи уважал – и только поэтому зрелище не показалось ему жалким.
Бедная она, Наото. Истерзанная, измученная донельзя. Тощая, как спичка, бледная, как мел. Жуткая временами – но все же родная почему-то.
Потому, что такой же пес, как и сам Бадоу.
- Убью... – зашипела она. – Убью тебя, сукин сын. Когда-нибудь... все равно.
Нейлз обхватил ее за плечи, потряс. Хлестнул ладонью по щеке.
А щека – мокрая. Наото плачет, и слезы медленно стекают вниз, к подбородку, падают на подушку, оставляя на ней влажные пятна.
«Твою мать. Докатились», - подумал Бадоу с жалостью.
Наото дернулась в последний раз и застыла. Широко распахнула глаза.
- Бадоу? – спросила хриплым от слез голосом, неожиданно громко шмыгнула носом, и Нейлз с трудом подавил в себе желание рассмеяться.
Суровая, неприступная Наото в этот момент напоминала девчонку, которую парень бросил, и теперь она плачет по ночам в подушку, вот так вот шмыгая и тоненько всхлипывая. Простую девчонку, похожую на всех нормальных людей.
Но «нормальных людей» - в данном случае лишние слова.
- Где Магато? – поинтересовалась она.
- Снился он тебе, - нарочито грубо ответил Бадоу. – Просто снился.
И тогда Наото сорвалась. Кинулась на него, как дикая кошка, повалила на кровать, уселась сверху. Острые ноготки больно впились в плечи.
- Врешь, мразь.
«Да она не в себе», - сообразил Бадоу. Просто не проснулась, вот и все. Такое случалось и с Хайне, когда он во сне заигрывался. Потом, открыв глаза, он зло рычал и отмахивался от рыжего, как от кого-то чужого, не подпускал к себе до утра. Вот и с Наото, значит, то же самое происходит.
- Магато. Где он?! – выкрикнула Фуюмине, нагибаясь чуть ниже.
Лицом к лицу. Бадоу боялся дышать, глядя в непроницаемо-темные глаза.
Убьет же. Убьет и не заметит.
- Он тебе приснился, - повторил Нейлз. – Приснился, понимаешь? Все хорошо. Все хорошо.
Завел, блядь, пластинку – впрочем, разве можно сейчас с ней как-то иначе?
Наото не шевельнулась – продолжала смотреть на него внимательно, изучающе. Будто бы пыталась подловить, уличить во лжи.
Лицом к лицу. Бездна звала Бадоу, затягивала.
И он не выдержал – осторожно коснулся губами губ Наото, дрожащих и влажных, соленых от слез. С трудом подавил отчаянный вопль, когда она вцепилась в нижнюю губу – до крови. Алая капля повисла на подбородке, сорвалась на мятую простынь.
- Оставь меня в покое, - хрипло выдохнула Наото, запустила пальцы в растрепанную рыжую гриву, потянула на себя.
Все псы, видимо, противоречат сами себе.
- Ты же меня держишь, - пробормотал Бадоу едва слышно, уткнулся носом в тонкую гибкую шею.
Наото пахла кофе, который он собственноручно приготовил несколько часов назад. Сталью. Сырым асфальтом – днем ведь шел дождь. И кровью сотни, тысячи поверженных врагов. Тех, кто посмел преградить ей путь.
«Недолго жили, ребята», - подумал Бадоу, криво ухмыляясь.
Пальцы скользнули под платье, осторожно коснулись крестообразного шрама.
- Не трогай, - Наото, кажется, даже всхлипнула, попыталась отстраниться.
Правильно. Бадоу тоже не любит, когда его шрамов касаются – а их у него, должно быть, никак не меньше пятидесяти. Таких больших, как у Наото, нет, но все же приятного мало. Тонкая сеть шрамиков на спине, например, раньше причиняла массу неудобств. Стоит потереть губкой – и тут же кровоточат.
- Ты ненавидишь меня, - негромко проговорил Бадоу, отчаянно борясь с пуговицами платья Наото. – Твою мать, да ты же меня ненавидишь...
- Это имеет значение? – отозвалась она, инстинктивно дернулась навстречу ему, помогая освободить ее от ненужной одежды.
Бадоу мотнул головой. Конечно, не имеет. Похер. Она, быть может, всего лишь замена Раммштайнера – кому какая разница?
Наото понимающе усмехнулась, вцепилась ему в плечи так сильно, что и клещами, кажется, не отдерешь. Нервничает она, что ли? Боится чего-то?
И ладно, подумал рыжий, ничего с ней не случится.
Провел тонкую нить поцелуев-укусов, оставил алые метки от шеи до самого живота, худенького и впалого. Наото дышала часто-часто, все еще напряженная. Ожидающая.
Бадоу даже показалось, что она боится боли. Но это наверняка не про Фуюмине, которая «я-убью-всех-кто-посмеет-встать-на-моем-пути».
- Ты презираешь меня? – спросила Наото неожиданно, взглянула на него из-под полуприкрытых век.
- Катись к черту, - выдохнул Бадоу в ответ.
А потом Наото вскрикнула и снова дернулась навстречу, и рыжий сжал ее тонкую хрупкую фигурку в объятиях так сильно, что дыхание перехватило. Она билась под ним, пытаясь вырваться, и лихорадочно шептала что-то непонятное, теребя его волосы, разметавшиеся по подушке, а он гладил ее по голове, успокаивая, как маленькую девочку.
«Как свою женщину», - подумал Бадоу, обессилевший, измотанный этой неожиданной вспышкой. Подумал – и сам посмеялся над своей глупостью.
- Бадоу? – позвала Наото осторожно.
- Чего?
Наото с минуту мялась, не зная, что сказать – будто это не с ней он только что переспал, не с ней лежит в одной постели. И обнимает, блядь, тоже не ее, а какую-то другую, постороннюю совсем девку.
- Ничего. Спокойной ночи.
И она действительно уснула – на сей раз без кошмаров.
А утром поднялась с постели и, не глядя на Бадоу, стала собираться. Застегнула платье на все пуговицы, пригладила торчащие во все стороны волосы и направилась в прихожую – шнуровать ботинки.
«Хреново», - подумал Бадоу неожиданно для себя самого. Действительно хреново – хотя она всего лишь замена Хайне, не больше. Только почему-то горько и больно оттого, что она уходит. Так же, как и ебаный андед.
- Ты так и не сказала, куда идешь, - произнес он, глядя на нее.
Наото не ответила – стыдно? Черт знает. Отточенным до автоматизма движением подняла футляр с катаной, закинула за плечо. Повязала на шею длинный, подметающий пол черный шарф. Напялила эту свою куртку, нелепую и мешковатую.
- Куда ты идешь? – снова спросил Бадоу, повысив голос.
И тогда Наото обернулась. Посмотрела на него печально-печально, точно они в последний раз видятся, протянув руку, потрепала по волосам.
- Убивать, - ответила неохотно.
Бадоу ничего другого не оставалось, кроме как закрыть за ней дверь – а затем он опрометью кинулся к окну и прильнул к нему, глядя на улицу.
Наото, не оглядываясь, медленно брела по тротуару, заметно прихрамывая, и только худые плечи ее чуть вздрагивали, будто она в любой момент могла разрыдаться.
Бродячий пес снова отправился на охоту.
Автор – Ёсими Охито-Хиро
Ключ №10 – бродячий пес
Фэндом – Dogs
Пейринг – Бадоу/Наото
Жанр – ангст, романс
Тип – гет
Рейтинг – R
Размер – мини
Дисклаймер – Мива Широу
Статус – закончен
Размещение – с моего разрешения
Посвящается – Виралу, который тоже любит этот пейринг и которому я так ничего и не подарила на день рождения.
читать дальшеБег – это образ жизни. Бадоу знает.
Все они, все четверо – просто бродячие псы, пропадающие на улицах Города почем зря. Могло бы, интересно, быть все иначе? Семьи там, дети...
«Дети». Бадоу запрокидывает голову, хрипло хохочет. Они сами в какой-то степени – дети еще. Только другие, не похожие на тех счастливых малышей, которые любят леденцы на палочке, мультфильмы всякие...
Другие. Закаленные. Хрупкие с виду – впрочем, не все – но со стальным стрежнем внутри. Иногда Бадоу даже осознает, что нельзя так жить, что можно попробовать начать все сначала – и тянется за следующей сигаретой, устало падая обратно на диван, который совсем уже старый и с торчащими пружинами.
Раммштайнер бы сказал: «Ты совсем ебнулся». Ну, или что-нибудь в этом духе. Отмахнулся бы от Бадоу, как от назойливой мухи, которая жужжит над ухом раздражающе и непрерывно.
Только нет его, Хайне. Пропал.
Про-пал. Будто бы и не было никогда у Бадоу напарника, с которым они стольких положили, с которым всегда были вместе.
Михай говорит, что Раммштайнер обязательно вернется, да только Нейлз устал уже тупо пялиться в календарик, вычеркивать день за днем. Ждать Хайне, как девка ждет своего пропавшего без вести парня.
Они друг другу ничем не обязаны. Подумаешь, вытащил Хайне его пару раз из самого пекла. Подумаешь, Бадоу тоже в долгу не оставался, хотя самому альбиносу абсолютно похуй было, спасет его кто-нибудь или нет.
Если Бадоу что-то вбил себе в тупую башку, это его проблемы. Не Михая, не Хайне – только его.
Наото этого, конечно, не одобряет. Но что поделать?
Ах, да. Наото. Такой же пес, как он сам, как Хайне, как Михай. Только девка – и это единственное, что ее от них отличает. Стерва та еще, конечно, хотя Бадоу никогда не питал к ней такой ненависти, как тот же Хайне.
Она пришла к нему, когда Бадоу вовсе и не ожидал этого. В старом потрепанном платьице, мешковатой куртке – явно не по размеру – с футляром, в котором покоилась ее катана, за плечом. Просто пришла, негромко постучала.
- Мне жить негде, - говорит. – Можно?
Бадоу пожал плечами, посторонился, пропустил. Наото, взъерошенная и запыхавшаяся, протиснулась внутрь, футляр оставила в прихожей – решила, видимо, что он будет Бадоу мешать.
Глупая девка.
- Я только переночую, - негромко сказала Наото.
- А потом? – насмешливо сощурился Нейлз.
- А потом уйду.
- Уйдешь? – переспросил Бадоу. – Да можешь оставаться, в принципе. Хайне-то все равно нет.
Сказал это – и только потом понял, что в очередной раз в самую глубокую свою рану собственными пальцами залез. Довольно грубо покопался, слов нет. «Хайне-то все равно нет», надо же. Наото все равно плевать – а вот ему, Бадоу...
Ему каждое упоминание о Раммштайнере – удар под дых, грубый и внезапный. И так больно, сссука, что даже дышать тяжело.
- Вот как, - только и ответила Наото. – Ничего. Я действительно только переночую.
- Как хочешь, - махнул рукой Нейлз.
Провел ее в комнату, пропитанную табачным дымом, кивнул на узкую койку.
- Спать будешь здесь.
- А ты? – удивленно вскинула на него глаза Фуюмине.
- А я – в комнате Дейва. Брат у меня был.
Наото кивнула с таким серьезным видом, что Бадоу с трудом сдержал смех. Понимающая выискалась, блядь. Хорошо, хоть не сказала что-то вроде: «Терять близких всегда тяжело». Нет ничего банальнее этой фразы. И ничего страшнее тоже нет.
- Есть хочешь? – спросил он. – Пошли на кухню.
Она вроде бы все поняла – расспрашивать больше не стала, послушно поднялась и проследовала за ним в маленькую и раздолбанную напрочь кухню. Бадоу никогда не думал о такой ерунде, как уборка – с тех пор, как Дейва не стало. Плевал он на нее с высокой башни.
Наото молча села за стол. Бадоу заметался по тесной комнатке, разыскивая еду, вытащил из тумбочки коробку пиццы.
- Только сегодня принесли, ты не думай.
- Пойдет, - отмахнулась Наото, накинулась на еду с неожиданной жадностью, глотала пиццу большими кусками, только оливки сердито выплевывала. Терпеть их не может, должно быть. – Спасибо, - добавила она с набитым ртом.
Бадоу наблюдал за ней с едва уловимой жалостью и неприкрытым любопытством. Он, если задуматься, ничего о ней не знает – кроме того, конечно, что она все ботинки стоптала в поисках убийцы своих родителей.
А теперь вот оказывается, что она оливки не любит. Пусть мелочь – но Бадоу отметил, занес в незримый блокнотик, галочку поставил.
- В следующий раз возьму без оливок, - сказал Нейлз, будто извиняясь.
- Не будет следующего раза, - усмехнулась Наото. – Так что забей.
Бадоу промолчал. Ему, в принципе, без разницы, придется им ужинать вместе еще раз или нет.
- Куда ты уйдешь? – спросил он, не надеясь особо, что Наото ответит. И он, и Михай, и Хайне – просто могилы секретов. Разумеется, и у нее они есть. Другого он и не ожидал.
Она и не ответила. Поставила пустую тарелку в раковину – хорошо, хоть не облизала, ухмыльнулся Бадоу – и снова села за стол. Откинулась на спинку стула, покосилась на дымящуюся кружку кофе.
- Это мне?
- Нет, блядь, мне, - фыркнул Бадоу. – Тебе, естественно. Ты пей, пей.
Наото с безразличным видом потянулась к кофе, схватила кружку, осторожно отпила, боясь обжечься. Выдохнула удивленно и восторженно:
- Вкусно. Где ты научился?
- Дейв научил, - Нейлз внимательно взглянул на нее: услышав имя «Дейв», Наото чуть заметно вздрогнула. – Да не парься ты по этому поводу. Я могу говорить об этом.
- Хорошо, - она с облегчением вздохнула и снова уткнулась носом в кружку. Забавная она все-таки, эта Наото, мельком подумал Бадоу, жаль только, что слишком замкнутая и молчаливая. Симпатичная, между прочим.
С минуту оба молчали. Бадоу поднял глаза, встретился взглядом с Фуюмине.
Бездна – черная, всепоглощающая бездна тоски и отчаяния. Больше в ее глазах не видно ничего. Абсолютно. Она такая же, как Хайне, наверное.
Бадоу погибнет, если приблизится – нет никаких сомнений. Если сама Наото не подпустит ближе, конечно.
- На мне что-то написано? – не выдержала она. И Нейлз дернулся судорожно, быстро отвернулся к замызганному окну, за которым простирались тесные, темные улицы Города.
Улицы, на которых Бадоу столько раз чуть не погиб. Улицы, на которых он встретил Наото и Хайне, на которых когда-то его подобрал Михай, перепачканного и лежащего в куче мусора.
- Да нет, - сказал наконец Бадоу. – Просто мне интересно, почему ты решила съебаться отсюда.
- Это не твое дело, - слишком быстро ответила Наото, напряглась вся, натянулась, как тонкая стальная струна, которую так легко затянуть на чьем-то горле. Кажется, вот-вот бросится, одним неуловимым движением вытащит из футляра катану – и все, на свете одним распиздяем станет меньше.
«В коридоре у нее футляр же. Похер», - вспомнил Нейлз, даже улыбнулся, снова глядя на насупившуюся Наото. Она и глазом не моргнула – не сводила с него немигающего взгляда.
Бадоу такой уже видел где-то – кажется, именно в тот момент, когда Хайне выпустил Пса на прогулку.
«Страшно даже, блядь».
Отворачиваться от нее сейчас – значит, обречь себя на верную смерть. Смотреть в глаза таким, как Наото, опасно – а не смотреть во много раз опаснее...
Это продолжалось несколько томительных секунд – и Наото нервно дернула худым плечом, опустила глаза.
Бадоу победил. Если можно, конечно, назвать нечто подобное победой.
- Послушай, - сказал примирительно. – Стемнело уже. Пошли спать.
Наото настороженно кивнула. Мол, пошли, но ко мне не приближайся.
«Да кому ты нужна, принцесса недоделанная, е-мое!»
В комнате Нейлз надолго не задерживался – только расстелил постель, удивленно вскинул брови, глядя, как Наото ложится под одеяло прямо в одежде. «Хорошо, хоть ботинки сняла», - фыркнул про себя рыжий.
- Мне так проще, - пояснила Фуюмине, поймав его взгляд.
- Но это же...
- Мне. Так. Проще. – Повторила она сквозь плотно сжатые зубы. И Бадоу отстал, махнул на нее рукой – черт бы с этой чокнутой девкой.
В комнате Дейва было темно и тихо. Полы и мебель покрывал толстый слой пыли, кровать была идеально заправлена – будто бы тут никто и не жил раньше. А Бадоу просто боялся сюда заходить.
Он помнил, как ночью, просыпаясь от кошмара, шлепал босыми пятками по коридору, бежал к Дейву, забирался к нему под одеяло и там дрожал, впиваясь тонкими пальцами в его плечи. Дейв сонно улыбался, гладил Бадоу по голове и говорил, что «все пройдет, малой, ты придурок просто».
А теперь никто его по голове не погладит – ну и похрен. Бадоу ничего не боится.
«Ничего. Ни-че-го, слышишь?!» - безмолвно крикнул Нейлз, с трудом передвигая ноги – они отчего-то оказались повиноваться – дошел до кровати, рухнул на нее. Темнота опутывала его липкой мерзкой паутиной, и Бадоу морщился, забираясь под одеяло, накрываясь с головой, тщетно пытался ее отогнать.
Поспать ему сегодня, видимо, не удастся.
Бадоу ворочается, стараясь улечься поудобнее. Тщетно. Постель Дейва, в которой раньше он оставался почти каждую ночь, кажется холодной и нестерпимо жесткой. Будто кто-то, насмехаясь, сунул Бадоу под простынь надгробие.
Чтобы Нейлз не сумел забыть, как ему раньше было хорошо – с двумя, как у всех, глазами, с полосатым красно-белым леденцом за щекой. Дейв часто покупал ему леденцы, смеялся хрипло и заразительно, и тогда Бадоу смеялся тоже.
А Наото заснула уже, наверное. И не знает, как тут ему хреново.
Услышав неясный шорох, Бадоу замер. Показалось?
Черта с два. Наото за стеной едва слышно застонала, и это заставило Нейлза рывком подняться с постели. Что, черт возьми, с этой девкой такое? Она там рыдает, что ли?
В комнате Бадоу, где ночевала Фуюмине, форточка была распахнула настежь, но от кошмаров это явно не спасало. Наото колотила крупная дрожь. Она сучила ногами, точно убегала от кого-то, яростно кусала подушку, пытаясь перегрызть глотку невидимому врагу, не иначе.
- Эй, - потряс ее за плечо Бадоу. – Проснись.
Наото не ответила – только забормотала что-то хрипло и неразборчиво, отчаянно отмахиваясь от него, попыталась забиться в угол. Нейлз осторожно коснулся ладонью мокрого лба, убрал за ухо слипшуюся от пота прядь.
- Оставь меня в покое! – яростно выдохнула Наото, отбиваясь от него. – Отвали, Магато!
«Магато».
Все сразу встало на свои места – ей Магато снится. Человек – да и человек ли? – из жуткого прошлого Наото, о котором она как-то упоминала. Тогда и Хайне, и Бадоу не стали расспрашивать ее – у каждого свои тайны.
А теперь вот оказывается, что даже во сне этот Магато может заставить Наото дрожать от страха. Бадоу чужие страхи уважал – и только поэтому зрелище не показалось ему жалким.
Бедная она, Наото. Истерзанная, измученная донельзя. Тощая, как спичка, бледная, как мел. Жуткая временами – но все же родная почему-то.
Потому, что такой же пес, как и сам Бадоу.
- Убью... – зашипела она. – Убью тебя, сукин сын. Когда-нибудь... все равно.
Нейлз обхватил ее за плечи, потряс. Хлестнул ладонью по щеке.
А щека – мокрая. Наото плачет, и слезы медленно стекают вниз, к подбородку, падают на подушку, оставляя на ней влажные пятна.
«Твою мать. Докатились», - подумал Бадоу с жалостью.
Наото дернулась в последний раз и застыла. Широко распахнула глаза.
- Бадоу? – спросила хриплым от слез голосом, неожиданно громко шмыгнула носом, и Нейлз с трудом подавил в себе желание рассмеяться.
Суровая, неприступная Наото в этот момент напоминала девчонку, которую парень бросил, и теперь она плачет по ночам в подушку, вот так вот шмыгая и тоненько всхлипывая. Простую девчонку, похожую на всех нормальных людей.
Но «нормальных людей» - в данном случае лишние слова.
- Где Магато? – поинтересовалась она.
- Снился он тебе, - нарочито грубо ответил Бадоу. – Просто снился.
И тогда Наото сорвалась. Кинулась на него, как дикая кошка, повалила на кровать, уселась сверху. Острые ноготки больно впились в плечи.
- Врешь, мразь.
«Да она не в себе», - сообразил Бадоу. Просто не проснулась, вот и все. Такое случалось и с Хайне, когда он во сне заигрывался. Потом, открыв глаза, он зло рычал и отмахивался от рыжего, как от кого-то чужого, не подпускал к себе до утра. Вот и с Наото, значит, то же самое происходит.
- Магато. Где он?! – выкрикнула Фуюмине, нагибаясь чуть ниже.
Лицом к лицу. Бадоу боялся дышать, глядя в непроницаемо-темные глаза.
Убьет же. Убьет и не заметит.
- Он тебе приснился, - повторил Нейлз. – Приснился, понимаешь? Все хорошо. Все хорошо.
Завел, блядь, пластинку – впрочем, разве можно сейчас с ней как-то иначе?
Наото не шевельнулась – продолжала смотреть на него внимательно, изучающе. Будто бы пыталась подловить, уличить во лжи.
Лицом к лицу. Бездна звала Бадоу, затягивала.
И он не выдержал – осторожно коснулся губами губ Наото, дрожащих и влажных, соленых от слез. С трудом подавил отчаянный вопль, когда она вцепилась в нижнюю губу – до крови. Алая капля повисла на подбородке, сорвалась на мятую простынь.
- Оставь меня в покое, - хрипло выдохнула Наото, запустила пальцы в растрепанную рыжую гриву, потянула на себя.
Все псы, видимо, противоречат сами себе.
- Ты же меня держишь, - пробормотал Бадоу едва слышно, уткнулся носом в тонкую гибкую шею.
Наото пахла кофе, который он собственноручно приготовил несколько часов назад. Сталью. Сырым асфальтом – днем ведь шел дождь. И кровью сотни, тысячи поверженных врагов. Тех, кто посмел преградить ей путь.
«Недолго жили, ребята», - подумал Бадоу, криво ухмыляясь.
Пальцы скользнули под платье, осторожно коснулись крестообразного шрама.
- Не трогай, - Наото, кажется, даже всхлипнула, попыталась отстраниться.
Правильно. Бадоу тоже не любит, когда его шрамов касаются – а их у него, должно быть, никак не меньше пятидесяти. Таких больших, как у Наото, нет, но все же приятного мало. Тонкая сеть шрамиков на спине, например, раньше причиняла массу неудобств. Стоит потереть губкой – и тут же кровоточат.
- Ты ненавидишь меня, - негромко проговорил Бадоу, отчаянно борясь с пуговицами платья Наото. – Твою мать, да ты же меня ненавидишь...
- Это имеет значение? – отозвалась она, инстинктивно дернулась навстречу ему, помогая освободить ее от ненужной одежды.
Бадоу мотнул головой. Конечно, не имеет. Похер. Она, быть может, всего лишь замена Раммштайнера – кому какая разница?
Наото понимающе усмехнулась, вцепилась ему в плечи так сильно, что и клещами, кажется, не отдерешь. Нервничает она, что ли? Боится чего-то?
И ладно, подумал рыжий, ничего с ней не случится.
Провел тонкую нить поцелуев-укусов, оставил алые метки от шеи до самого живота, худенького и впалого. Наото дышала часто-часто, все еще напряженная. Ожидающая.
Бадоу даже показалось, что она боится боли. Но это наверняка не про Фуюмине, которая «я-убью-всех-кто-посмеет-встать-на-моем-пути».
- Ты презираешь меня? – спросила Наото неожиданно, взглянула на него из-под полуприкрытых век.
- Катись к черту, - выдохнул Бадоу в ответ.
А потом Наото вскрикнула и снова дернулась навстречу, и рыжий сжал ее тонкую хрупкую фигурку в объятиях так сильно, что дыхание перехватило. Она билась под ним, пытаясь вырваться, и лихорадочно шептала что-то непонятное, теребя его волосы, разметавшиеся по подушке, а он гладил ее по голове, успокаивая, как маленькую девочку.
«Как свою женщину», - подумал Бадоу, обессилевший, измотанный этой неожиданной вспышкой. Подумал – и сам посмеялся над своей глупостью.
- Бадоу? – позвала Наото осторожно.
- Чего?
Наото с минуту мялась, не зная, что сказать – будто это не с ней он только что переспал, не с ней лежит в одной постели. И обнимает, блядь, тоже не ее, а какую-то другую, постороннюю совсем девку.
- Ничего. Спокойной ночи.
И она действительно уснула – на сей раз без кошмаров.
А утром поднялась с постели и, не глядя на Бадоу, стала собираться. Застегнула платье на все пуговицы, пригладила торчащие во все стороны волосы и направилась в прихожую – шнуровать ботинки.
«Хреново», - подумал Бадоу неожиданно для себя самого. Действительно хреново – хотя она всего лишь замена Хайне, не больше. Только почему-то горько и больно оттого, что она уходит. Так же, как и ебаный андед.
- Ты так и не сказала, куда идешь, - произнес он, глядя на нее.
Наото не ответила – стыдно? Черт знает. Отточенным до автоматизма движением подняла футляр с катаной, закинула за плечо. Повязала на шею длинный, подметающий пол черный шарф. Напялила эту свою куртку, нелепую и мешковатую.
- Куда ты идешь? – снова спросил Бадоу, повысив голос.
И тогда Наото обернулась. Посмотрела на него печально-печально, точно они в последний раз видятся, протянув руку, потрепала по волосам.
- Убивать, - ответила неохотно.
Бадоу ничего другого не оставалось, кроме как закрыть за ней дверь – а затем он опрометью кинулся к окну и прильнул к нему, глядя на улицу.
Наото, не оглядываясь, медленно брела по тротуару, заметно прихрамывая, и только худые плечи ее чуть вздрагивали, будто она в любой момент могла разрыдаться.
Бродячий пес снова отправился на охоту.
@темы: Dogs: Bullets&Carnage, III круг, Аниме/Манга
-
-
07.05.2010 в 13:15-
-
07.05.2010 в 13:18Хорошо получилось. Догсово. И живая Наото - это тру.
-
-
07.05.2010 в 21:38.:Verba:. чорд, правда живая? А мне так ссыкотно было... Пасиб))
-
-
18.07.2010 в 22:52-
-
18.07.2010 в 22:56