Ошибка

[hetfic]

Ключ №8: Она никого не пускала в свою спальню
Ошибка
Автор: [J].:Verba:.[/J]
Фэндом: Оборотни
Пейринг: в этом вся и фишка! читайте!
Рейтинг: NC-17
Жанр: angst
Предупреждение: я тупо шиппер.
Disclaimer: (c)  Ёсими Охито-Хиро
Размещение: исключительно с разрешения автора

За свою долгую жизнь среди людей Меропа успела...

За свою долгую жизнь среди людей Меропа успела извлечь несколько важных уроков, в которых и заключался секрет удивительной удачливости и банальной бытовой мудрости серебристой кошки.
В лесу можно было обходиться тонким нюхом, острым слухом, зорким глазом и вложенными в потаённую память крови инстинктами. В Городе на этом далеко не уедешь - и изворотливая рысь успела понять это достаточно быстро, чтобы не пропасть, как многие из Детей Стаи.
Город был жаден и хитер. Длинный, пересекавший всю карту проспект, извитые ленты улиц, тупики и подворотни манили, как манит тонкокрылых мотыльков мерцающий огонек свечи. Городу мало было людей, Город алчно пожирал их, любопытных зверёнышей, подошедших слишком близко к блистательным светлякам вечерних огней. Люди приспособились, люди научились не замечать алчность Города. Они взрастили в себе сорняки безразличия, и это безразличие стало палкой о двух концах: как ни крути, а большинству оно спасало жизнь.
Были те, кто сумел удержаться, не переступить тонкую границу безумия, вызванного пьянящим запахом Города. Для тех Город становился жестоким, но справедливым наставником, раз и навсегда показавшим, каким именно путём надо идти, чтобы остаться самим собой. Опасности, подстерегавшие их, Детей Стаи, в тёмных переулках, тоже были уроками, но куда важнее было знание, полученное в человеческом обличии.
Люди были странными существами. Они являлись достойными Детьми Города, если уж на то пошло. Такие же гордые, алчные и жестокие. У Меропы ушло много времени, прежде чем она смогла понять их, а ещё больше – чтобы усвоить урок.
И что уж рысь раз и навсегда зарубила на своём носу, так это то, что люди – почти все, куда ни плюнь! – скрытны и недоверчивы. «Думать одно, говорить другое, делать третье» - вот был их девиз. И Меропа, ранее бывшая вспыльчивой правдоборкой, быстро смогла уяснить правила игры.
Улыбаться когда надо, едва заметно кивать, давая собеседнику надежду на понимание и возможную поддержку, играть взглядом и мимикой – лгать, как дышать, чтобы жить дальше и иметь возможность сохранить жизнь своим Детям. «Не верь той рыси, что выкладывает тебе всю правду, как на духу» - так кажется, начали поговаривать в Стае после того, как она стала Матриархом? Меропа не отрицала – уж слишком привычными стали хождение по краю бездны и игра. К тому же, Детям необходимо учиться. Возможно, на ошибках родителей, а возможно, и на их победах.
Хан, старый белоснежный лис, бывший среди Старших ещё при прежней Матери, сверкая единственным глазом, нередко говорил ей: «Когда-нибудь это тебя погубит, девочка», но Меропа, улыбаясь, пожимала плечами и отвечала: «Возможно, старый друг!».
Меропа не знала, насколько верны пророчества Хана, и станет ли скрытность причиной её гибели. Но что она знала свершено отчётливо – так это то, что она больше никогда не допустит той ошибки.
Дело в том, что апогеем недоверчивости Меропы было то, что она никого не пускала в свою спальню. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Ни один мужчина не переступил порога этой комнаты – даже седой волк, бывший её Супругом в течение долгих лет.
Потому что один-единственный раз её всё-таки угораздило впустить в спальню человека.
Он был молод – почти так же молод, как она, гулливая лесная кошка, любопытная, но уже успевшая обжечься рысь, юная самка, увлечённая новой игрой. Он был чуть похож на неё – внутренней силой, пробивавшейся сквозь совершенно невзрачную внешность, способной прорваться сквозь пелену спокойствия. Он был словно бы её зеркальным отражением – невозмутим снаружи, но так страстен в глубине своей, тогда как она, напротив, бесстрастно позволяла безумию сверкать в её глазах, заставляя людей верить в своё сумасшествие.
О, он был спокоен лишь до поры – стоило рыси, в которой проснулась Женщина, только позволить, только намекнуть…
***
Прикосновения обжигали кожу. Пальцы у него были горячие, сильные – они оставляли на бледной коже красные следы, которые поутру становились синяками. Губы, жаркие и жадные, впивались в её плоть так, словно не она, а он был зверем.
Борец – это Меропа разглядела сразу, при первой встрече, состоявшейся столь давно, что просто не хотелось думать. Даже здесь, в её объятиях, он готов был бороться – за каждый последующий сантиметр её тела.
И он получил эту борьбу.
Меропа не стала сдерживать звериную натуру – царапалась и рычала так, что никакого обращения не надо было. Острые наманикюренные ноготки впивались в спину, оставляя кровавые следы на спине человека. Это действительно была битва – бой между мужчиной и женщиной, сильными настолько, чтобы сражаться даже в постели.
Двигаясь навстречу ему, Меропа вздрагивала от охватившего её восторга – так её восхищал этот смертный, так он был потрясающ и силён. Быть может, в этот момент она была даже чуточку влюблена в него.
Чувствуя каждой клеточкой своего тела всю мощь мужской плоти, проникшей в её лоно, Меропа даже на миг пожалела о том, что он – не зверь по рождению. В сущности, зверем он был куда большим, чем многие из Детей Стаи, и именно такого самца она хотела бы видеть рядом с собой – сильного, мощного, яростного.
Соединяясь, сливаясь воедино с ним, заставляя его всё глубже погружаться в безумие этой тёмной, как зрачок, ночи, молодая Мать Стаи впервые была, пожалуй, на грани столь тщательно разыгрываемого ею безумия – безумия и плоти, и духа. И поцелуи, объятия, ласки, проникновения, сколь бы они ни были грубы, резки, болезненны, заставляли лишь падать в бездну.
Достигая вершины блаженства, сжимаясь вокруг него, обвивая его кольцами своих рук, вновь вонзая в него свои острые ногти, кусаясь, Меропа словно растекалась в океане собственной бессмысленности.
А наутро были помятые простыни и раскиданные по полу подушки.
После она много раз подумала. Поступила так, как подобает Матери Стаи. Подчинилась древним законам – не потому, что это было положено, а потому что он – человек, не понимал законов Стаи, и звериной в нём была только ярость.
Конечно, она смогла оборвать эту связь – хоть пришлось и пожертвовать кое-чем. И стала, кажется, ещё более скрытной, памятуя о том единственном случае, когда показала мужчине – человеку! – себя всю, когда потеряла голову, отдавшись наслаждению.
***
Она никого не пускала в свою спальню – с тех пор.
И теперь, слыша даже не имя его, а прозвище, крепко задумывалась о том, насколько была виновата в том, кем он стал.
- Ну здравствуй, - говорила Меропа, слыша весть об очередном его зверстве. И обращалась к нему, невидимому и далёкому: - Здравствуй, Тринадцатый.