[hetfic]

Ключ №7: Бесконечная гонка по спирали.
Дневник Ривер Сонг
Автор:  Седая Верба
Фэндом: Doctor Who
Пейринг: Одиннадцатый Доктор/Ривер Сонг
Рейтинг: G
Жанр: drama, angst
Предупреждение: ООС
Disclaimer: (c) BBC

Что-то древнее...

Что-то древнее.
За жизнь длиною в тысячу лет можно привыкнуть ко многому. Даже к хрупкости Вселенной и всего, что есть в ней. Ветхие страницы, готовые рассыпаться даже под чуткими пальцами Повелителя Времени, берегущего старину пуще своей жизни, пожелтели от солнца и пыли. Сто лет в пустынной Библиотеке могли сделать и не такое, но отчего-то Доктор был уверен, что бумага потемнела и изжелтилась задолго до того, как эта вещь оказалась здесь, на спешно покинутой людьми планете - ведь на долю неразлучной спутницы знаменитой авантюристки Ривер Сонг выпало немало приключений.
Что-то новое.
За жизнь длиною в тысячу лет можно привыкнуть ко многому. К чему-нибудь навроде чтения людей наподобие раскрытых книг. Не то чтобы всех людей. Но почти всех. Кроме тайми-вайми-женщины, дважды поименованной в честь себя самой. Можно было заглянуть в ее лицо, но никогда - в душу. Так возможно ли открыть и прочесть эту книгу сейчас, спустя сотню лет после того, как перо коснулось бумаги в последний раз? Возможно ли понять, найдя за потрепанной обложкой целую Вселенную, ослепительно сияющую в своей новизне?
Что-то позаимствованное.
За жизнь длиною в тысячу лет можно привыкнуть ко многому. Например, брать чужие вещи без спросу. Даже собственный корабль. Конечно же, с искренним намерением вернуть. Но, само собой, есть вещи, к которым нельзя тянуть свои руки ни в коем случае. Ведь Вселенная и без того хрупка. Прямо как страницы, рассыпающиеся под чуткими пальцами того, который три сотни лет опасался спойлеров. Но спойлеры кончились, иссякли вместе с жизнью женщины, чьё сердце доверено потемневшей бумаге. Но даже Повелитель Времени имеет право на сомнения, стоит ли открывать чужую душу, пускай и с искренним намерением вернуть всё, как было.
Что-то синее.
После секундной заминки Доктор набрался мужества и раскрыл книжицу с побитой обложкой цвета ТАРДИС.

Несуразный хаос росчерков и обрывков фраз, бессчётных вопросительных знаков возле одного и того же имени. Ривер Сонг, Ривер Сонг, Ривер Сонг. Кто такая Ривер Сонг? Почему Ривер? Почему Сонг? Сплошные «почему?» и «зачем?», на которые ни у кого нет ответов.

Я ненавижу эту женщину. У меня её лицо и её имя, но я ненавижу её, потому что ты умирал и звал её, а не меня. Почему всё так сложно, почему ты не мог сказать одно простое имя – Мэлоди? Зачем тебе какая-то Ривер? Почему ты не мог просто произнести те слова для меня, а не для неё?
Доктор, ответь, как мне найти Ривер Сонг?
Как мне стать ею?

За жизнь длиною в тысячу лет можно привыкнуть ко многому. Но только не к вопросам, ответы на которые известны лишь людям, но никак не Повелителям Времени. Эти вопросы горько слышать даже тогда, когда знаешь – ответ давно найден, и без капли твоей помощи.
О, глупый старый Доктор, ты вроде гораздо сильнее и мудрее людей. Но как тебе до них далеко…
В конце страницы – череда строчек, исписанных новым вопросом: «Доктор кто? Доктор кто? Доктор кто? Доктор…»
О, Мэлоди Понд. Особенная психопатка для особенного безумца, знавшая о других больше, чем они сами, но не знавшая ничего о себе. Сколько тебе пришлось перенести, прежде чем ты нашла путь к той Ривер Сонг, которую знает мир? Сколько ты скиталась в темноте, прежде чем поняла, что свет надо искать внутри, а не снаружи? Маленькая девочка с изломанной душой и разбитым сердцем внутри слишком взрослого тела, сколько времени прошло, прежде чем ты нашла в себе силы двигаться дальше?

Я не знаю, когда, не знаю, как, но я найду тебя, Доктор. Во что бы то ни стало. О, Доктор, ты знаешь обо мне так много, и я не представляю даже, где граница этого знания. Любая мелочь, деталь из тех, которые люди узнают о себе каждый день, из тех, которые вкладываются в нас в течение долгого времени – кажется, тебе известно обо мне всё.
Но я постараюсь тебя удивить. Чего бы мне это ни стоило.

О, Ривер-Мэлоди. Вот и ответ на давно заданный вопрос, почему же тебе нужно быть именно такой. Это неизлечимое человеческое упрямство, эта несравненная упёртость, так свойственная всем Пондам!
Неаккуратные, спешно нацарапанные столбики цифр и имён – незнакомых или знакомых слишком хорошо. Перечни мест и названий, даты и описания событий – почти все связаны с Доктором. Переводы древних текстов, символы и знаки, пиктограммы, примерные вычисления – старательно выводимый алгоритм «поисков хорошего человека».
Сколько лет минуло прежде, чем это дало хоть какие-то результаты? Необходимые, долгожданные и такие трагичные.

Юта -> координаты,
Космонавт
?
22/04/11
Озеро Силенцио

Доктор прикрыл страницу рукой и устало сомкнул веки.

…Когда-то давным-давно, во Вселенной, которой не должно было существовать, в мире, где нетикающие часы стрелками застряли на двух минутах шестого после полудня, девочка во взрослом теле продолжала искать старика с юным лицом. Она искала его, несмотря ни на что, и нашла его спустя многие годы, а может, спустя считанные секунды – в мире, где не тикают часы, так сложно говорить о времени.
Любовь девочки была столь велика, что целого мира, целой Вселенной было мало для этой любви, и столь неистова, что вся реальность могла утонуть в ней. Всего времени и пространства не хватило бы, чтобы выразить нежность одного прикосновения этого чувства, но и одного прикосновения дозволено не было.
Потому что, прикоснувшись к своему возлюбленному, она непременно должна была бы его убить.
Потому что нет столь великой любви без великой души, а великие души порождаются в горе и страдании, как великая смелость порождается в страхе.
Потому что нельзя знать, что такое благо, если не знаешь, что такое зло.
…Когда-то давным-давно, во Вселенной, которой не должно было существовать, в мире, где время не двигалось с места, а вся история происходила разом, старик с молодым лицом смотрел в глаза девочки, которая искала его годы, а может, секунды – и понимал, что должен умереть.
Его гибель доставила бы многим боль, потому что он был хорошим человеком, изменившим немало жизней, совершившим бессчётные подвиги, сотворившим неисчислимые чудеса, и многие любили его, и для многих он был героем, но его жизнь принесла бы всем страданий ещё больше, нежели смерть. Всем, кроме девочки, чья любовь была больше, чем целая Вселенная.
Нельзя оставить след в чьей-то жизни, не изменив её.
Нельзя выйти сухим из реки.
Нельзя остаться равнодушным к чувству, способному своей силой разрушить время и пространство.
…Старик с юным лицом был Повелителем Времени, последним из расы, превзошедшей по мощи и величию даже богов. Повелитель Времени был добрым и милосердным, но главное – мудрым и хитрым. Он обманул любовь близких ради спасения мира, а смерть – ради любви. И Вселенная, которой не должно было существовать, умерла.

Проведя пальцами по росчерку, наспех вычертившему дату его смерти, Доктор перевернул страницу.

С тобой всё имеет двойной смысл. Даже то, что казалось очевидным, приобретает новые грани. Ты вмешиваешься в чужие жизни и делаешь их ярче, красочнее… живее. О, мама была тысячу раз права, когда сказала, что ты определённо стоишь того, чтобы сделать всё, чтобы спасти тебя.
Книга с обложкой цвета ТАРДИС. Мой дневник. Наш дневник. Даже эта очевидность имеет двойное дно, потому что это не дневник, а путеводитель по нашим перепутанным временным линиям. О, умно, нет, гениально. И я не устану удивляться твоей гениальности.
Ты по-прежнему знаешь обо мне больше, чем я знаю о себе сама. Ты одним словом стираешь любые границы, какие только могут существовать. Ты говоришь, что Ривер Сонг может выйти из самой охраняемой тюрьмы, будто в ней нет стен, и я понимаю, что меня ничто не держит в Стормкейдже, что мне стоит захотеть – и я смогу выйти отсюда, но…
Что за жизнь ждёт меня за стенами этой тюрьмы, если там нет тебя? Моя тюрьма – фиксированная точка пространства, где ты всегда можешь меня найти. Ты очень, очень умён, сладкий.
Иногда мне кажется, что вся Вселенная движется лишь потому, что это часть твоего замысла.
Я начинаю думать, будто сама возможность быть рядом с тобой сама по себе делает меня лучше, умнее, сильнее. Столько всего сразу приходит в голову – как будто бы туда поместили целую Вселенную. Хотя, быть может, дело в ТАРДИС.
Я бы спросила у тебя, но, мне кажется, я уже знаю, что ты ответишь.
Спойлеры, так ведь?
Однажды, покидая меня в госпитале сестёр бесконечного Раскола, ты сказал, что со мной всё будет поразительно. Но разве с теми, чья жизнь связана с тобой, может быть иначе, моя любовь? Мне придётся столькому научиться у тебя, что иногда я боюсь не удержаться и сорваться во тьму. Хотя рядом с тобой я и чувствую себя защищенной, насколько это вообще возможно. Мне кажется, что даже если я выпрыгну из шлюза космического корабля, ты успеешь меня подхватить.
Наше путешествие на Алдерин Бету – это начало чего-то огромного.
Все эти звёзды, чьи-то далёкие солнца, и их свет был так ярок, чист и ясен… У меня было ощущение, что ты подарил мне целое мироздание. Едва ли у меня найдутся слова, чтобы описать это путешествие. Это всё равно, что присутствовать при рождении Вселенной. Такое ощущение, что какая-то гигантская спираль начала раскручиваться под моими ногами, предопределяя мой путь. Я чувствую, что это начало забега на очень, очень долгую дистанцию. Быть может, длиною во всю мою жизнь.
Впрочем, я знаю, что ты ответишь мне, если я спрошу.
Спойлеры.

Возле каждой записи – скрупулёзно выставленные координаты пространства и времени, подробные описания мест и событий. Ривер могла нарушать какие угодно законы, но правила встречи с Доктором всегда соблюдала с достойным гимназистки прилежным тщанием. Отмечала промежуточные точки, ориентиры и маяки, расставляла флажки на собственной беговой дорожке.
Острова Пасхи, Джим-рыба со своей дамбой, Луга Костей и пикник в Асгарде… Есть светлые и чистые воспоминания, которые со временем становятся невыносимыми именно из-за счастья, которым они наполнены. Воскрешая в памяти картины прошлого, раз за разом ощущаешь, что не сделал многого, что уже поздно исправлять.
Многие годы, запечатлённые в неровных строчках торопливых закорючек, поспешно скопированных картах и лениво начерканных карикатурах. Вся твоя жизнь, Ривер Сонг, в пухлой книге с растрескавшимся переплётом.

Мои дни за решёткой Стормкейджа должны были быть серы и обыденны. Гуманная пытка 52-го столетия – даже в самой ужасной тюрьме во Вселенной тебе никто и слова не скажет, ни о твоём преступлении, ни о тебе самой. Высшая степень толерантности – черта этого времени. Эти люди не имеют права оскорбить тебя, потому что они при исполнении, они должны соответствовать своему званию хранителей порядка. Если в этих стенах ты сходишь с ума, то исключительно благодаря себе самому. Это общество привыкло получать удовольствие от всего, и тюрьма действует на людей подобно сенсорной депривации – они сохраняют возможность видеть, слышать, обонять, осязать, но у них отнимают главное. Ощущение жизни и движения в ней. И многих это действительно лишает разума.
Приятно думать, что я навсегда застрахована от такой печальной участи.
Но даже это иногда тяжело.
Чем дальше, тем больше я понимаю, что я живу ради тех дней, когда я вижу тебя. Когда мне приходилось искать тебя самой, я была занята ежедневно, ежечасно, ежеминутно, моя цель казалась мне едва ли достижимой, и это заставляло меня работать над поисками почти круглосуточно.
Теперь я могу лишь ждать, пока ты появишься сам.
Твоё появление всегда неожиданно, но ты сваливаешься мне на голову в самый нужный момент, и что я вижу всякий раз? Ты всё так же умён, и безумен, и чудесен, как и в день нашей первой встречи, и если бы я знала тебя чуточку хуже, я бы подумала, что ты не меняешься вовсе, и для тебя с нашей последней встречи не проходит ни минуты. Но стоит мне взглянуть в твои глаза, как я вижу, что в них становится всё больше тревог, забот и печалей. Ты говорил, что такова судьба всех Повелителей Времени, связавших свою судьбу с существами менее долговечными. И если бы я только могла облегчить твои страдания, любовь моя, если бы я могла…
Иногда я вижу тебя молодого. Не настолько молодого, конечно, как если бы ты вдруг не знал, кто я на самом деле. Ты улыбаешься мне и даже распахиваешь свои объятия, и мне кажется, что иногда ты даже хочешь спросить меня о чём-то, но и ты, и я, мы оба прекрасно знаем правила – никаких кратких анонсов. И ответ может быть только один.
Спойлеры.
Спираль под моими ногами набирает скорость. Я знаю, что в скором времени мне придётся очень быстро бежать, чтобы успеть за тобой. Мы оба знаем. Иначе к чему бы тебе напоминать мне о Беге Демонов?
Мне горька сама мысль о том, что я могу причинить тебе боль своими словами. Не бывает бескровных побед, Доктор, и тем более не бывает бескровных поражений, ты сам объяснял мне это столько раз, что понимание этого стало частью меня. Ценой за достижение небывалых высот всегда оказывается падение. И я знаю, кто должен послужить его причиной.
Я представить не могу, что скажу тебе, когда увижу всё, о чём ты мне рассказывал, собственными глазами. Я плохой проповедник, милый, и я не знаю, какие слова могут вырвать тебя из самых глубин мрака, когда ты будешь переживать свой самый тёмный час.
Час, когда ты узнаешь, кто я есть.

Не бывает бескровных побед. Этому есть тысячи доказательств, но нет ни одного лучше, чем битва при Беге Демонов. Не бывает бескровных поражений. И этому есть миллионы примеров, но нет ни одного достовернее, чем битва при Беге Демонов.
Однажды Доктор понял это. Для этого потребовалось присутствие женщины, чья любовь к нему была больше, нежели всё время и пространство вместе взятые. Женщины, чьи слова погрузили его в самое чёрное отчаяние. Женщины, которая спасла его, сказав ему, кто она есть.
Ценой взлёта всегда становится падение. Кому, как не Доктору, знать, что это правило закономерно для всех?

Как давно я должна была привыкнуть к тому, что жизнь рядом с тобой столь непредсказуема, что всё может измениться в считанные минуты? Порою, когда выхода нет, когда кажется, что всё настолько плохо, насколько это вообще возможно, ты появляешься, совершенно безумный, неугомонный, полный сил, надежд и веры в себя и в людей… Ты спасаешь мир, будто тебе это ничего не стоит, а потом мы едем куда-нибудь на пикник, и я уже не помню, что пару часов назад я думала, будто случилось что-то непоправимое.
Всё имеет обратную сторону. Если есть что-то, что начиналось плохо, но заканчивалось хорошо, обязательно будет нечто, начинавшееся чудесно и поразительно, но завершившееся трагедией.
Когда сегодня утром ты появился на пороге моей камеры и сказал, что мы едем кататься на коньках по замерзшей Темзе, я думала, что у меня не было дня рождения чудесней. Я хотела продлить это мгновение на целые века – ни о чём не думая, скользить по льду Темзы под волшебные звуки блюза, под голос Стиви Уондера. Слепнуть от холодного зимнего солнца и держать тебя за руку – как я желала, чтобы это продлилось вечно…
Ценой взлёта всегда оказывается падение.
Я так давно не видела отца, что когда он вышел из тени, одетый в доспехи римского центуриона, мне показалось, будто чудо продолжается, будто после стольких лет, когда я начала думать, что знаю о тебе всё, ты вновь удивил меня, будто ты, как обычно, полон сюрпризов…
Тогда он назвал меня «доктор Сонг», и мне нечего было ответить. Раньше это имя было границей между мной и тобой. Теперь оно разделяет меня с моими родителями. Я никто для них – просто человек из твоего прошлого и будущего, просто спутница, подруга по несчастью в нескольких совместных приключениях. «Доктор Сонг».
Я знала, что когда-нибудь это случится. Но никогда не думала, что это будет настолько тяжело и горько. Я знаю, что где-то далеко, через время и пространство, там, куда отправился Рори, ты переживаешь худший день своей жизни. И я думаю, что хуже, чем сейчас, может быть только тогда, когда точно так же, как сегодня мой отец, на меня посмотришь ты.

Год от года записи меньше и суше. В них мало личного, лишь краткий пересказ событий, если не скупые координаты. Больше улыбок, больше замкнутости. Больше той Ривер Сонг, которую он знал давным-давно в самом начале этой, одиннадцатой жизни: уверенной в себе, загадочной, жёсткой, но понимающей его с полуслова, а порою и с полувзгляда.
Пикник у озера Силенцио – нехотя начерканные дата и место встречи, вклеенный конверт цвета ТАРДИС. День Луны – столбец имён (Никсон несправедливо забыт, а вот Кэнтон подчёркнут двумя линиями), с указаниями мест и точного времени, да ещё неброская приписка сбоку, у самого края страницы: «Выход есть всегда». Пандорика – краткое изложение, пестрящее градом цифр, рядом – зарисовка ТАРДИС и карикатура на далека. Крушение Византии – скрупулёзно прописанные правила поведения при встрече с Плачущими Ангелами, надпись на высоком галлифрейском, краткие сведения об апланах, план Лабиринта Мёртвых. Чуть в сторонке – рисунок двойной спирали с указанием вектора движения. Ревностное исполнение правил и обрывки мыслей. Ни одной подробной записи на протяжении нескольких десятков листов кряду.
Перевернув очередную страницу, Доктор почувствовал, как немеют кончики пальцев.

Дариллиум.
Как ты мог скрывать от меня это раньше?
Я помню, с чего начинались наши путешествия, и свет всех звёзд Вселенной, обращённый на Алдерин Бету до сих пор жив в моём сердце, но Дариллиум…
Гигантские столпы хрусталя невозможной чистоты и прозрачности, в которых природа вырубила причудливой формы окна, напоминающие бойницы обороняющейся башни, с краями острее любой стали. Малейшее дуновение ветра создаёт колоссальный резонанс, и Башни действительно поют, и их поразительные голоса чудеснее самых утончённых и изысканных оркестров.
Разрази меня гром, если когда-нибудь в каком-нибудь из языков этой необъятной реальности найдутся слова, способные описать, насколько это потрясающе. От одного воспоминания о звуках тех песен мне хочется умереть. Во имя разума, я слышала о тысячах тысяч богов, и не верила ни в кого, кроме тебя, моя любовь, но если бы хотя бы одно из этих божеств существовало, оно пело бы именно так.
Едва ли найдётся хоть одно существо, способное остаться равнодушным к такому.
Мне показалось, что всё, бывшее прежде со мной, так незначительно и мелко в сравнении с тем, что я вижу и слышу, что всё, что я делала или не делала, было ничтожно. Это красота, сводящая с ума, и я бы лишилась рассудка, если бы ты не взял меня за руку, если бы рукоять отвёртки не впилась мне в ладонь, пробуждая от наваждения.
Я думала, что видела тебя всяким. Но когда ты заплакал… За долгие годы, проведённые с тобой, я ни разу не видела тебя плачущим. Какие бы беды ни случались с нами, как бы плохо тебе ни было, никогда, ни разу… И тогда во мне действительно взорвалась Вселенная. Будто пружина, которую кто-то сжимал все эти годы, распрямилась. Это как вернуться в исходную точку, родиться заново. Похоже на регенерацию, но много, много сильнее.
А потом ты подвёз меня до дома и ушёл, оставив в моей руке отвёртку. Здесь тоже есть какой-то секрет. О, Доктор, ты и твои секреты… Вот что сведёт меня в могилу.
Я знаю, что когда-нибудь ты снова объявишься у моего порога и скажешь: «Привет, дорогая, я дома!», а я отвечу тебе: «И где ты шлялся всё это время?», мы вбежим в ТАРДИС и снова спасём Вселенную.
Так будет продолжаться до тех пор, пока однажды ты, встретив меня, не будешь иметь ни одной мысли о том, кто я.
Я думаю, это и будет тем самым секретом, который убьёт меня.

Доктор закрыл книгу и судорожно вдохнул воздух. На последней исписанной странице значился только контактный номер человека по имени Лакс.

…Когда-то давным-давно с одним миром случилась беда, и некому было побороть её, кроме одного старика с молодым лицом. Для многих он был богом, волшебником, кудесником, героем сказок. На самом деле он был Повелителем Времени. Он был добр, и милосерден, и мудр, и бесстрашен. И он был единственным, кто мог спасти много жизней в обмен на свою.
…Когда-то давным-давно девочка, любившая Повелителя Времени, но вынужденная убить его, поклялась, что больше никогда не причинит ему боли. С тех пор прошло много лет, и девочка стала женщиной. Она была мудра, как глубины океана, ласкова, как солнечный свет на весенних запрудах, и безудержна, как река. И она была единственной, кто мог спасти жизнь старика с молодым лицом в обмен на свою.

- Привет, дорогая, - тихо проговорил Доктор, сжав пальцы на потрескавшемся переплёте цвета ТАРДИС. – Я дома.
За жизнь длиною в тысячу лет можно было привыкнуть ко многому, но никогда – к потерям. Глупо было ожидать ответа от глухих стен Библиотеки или – тем более – от Вашта Нерады. И всё же Доктор вслушался.
Тишина.
Повелитель Времени уже развернулся, чтобы уйти и больше никогда не ступать на землю этой планеты, когда услышал бодрый голос у себя за плечом:
- И где ты шлялся всё это время?