Автор: h*Itachi [opium shop].
Бета: .:Verba:.
Фендом: оригинальная история.
Дисклеймер: все мое. Все выдуманно мной
Персонажи: Мастер/Кукла.
Рейтинг: R.
читать дальше
Твой мир, твой сон,
Твой бред, твой стон,
Рождают меня.
Кукла твоя.
(с)Roman Rain
Твой бред, твой стон,
Рождают меня.
Кукла твоя.
(с)Roman Rain
Вот ты сидишь сейчас и смотришь на меня. Медленно переводишь взгляд с рук, нервно перебирающих леску и дерево, на безжизненное лицо. Интересно, что ты в нем видишь? Вряд ли твой интерес вызван бледными отблесками, которое дает солнце, падая на кожу. И уж тем более не мои глаза, взгляд которых так часто рождает панический страх у людей. Наверное, это из-за разницы в цвете: один неестественно-фиолетовый, другой – цвета серой стали. Зачем этим изуродовала свою внешность? Я Мастер, мне позволено все. Мое искусство - марионетки, послушные куклы. Даже собственное тело превращено в куклу. И ты станешь куклой. Обязательно станешь.
Что? Зачем на столе спицы? Погоди, дружок, скоро узнаешь. Дай только насладиться твоей красотой. Ведь даже такому великолепному Мастеру, как я, не дано создать такую прекрасную и совершенную куклу. Мне сложно принять тебя - ты вызов моему искусству, укол ревности, ты живое напоминание того, что даже мое мастерство ничтожно по сравнению с мастерством Создателя. Глаза живые, яркие, в них никогда не погаснет огонь жизни, даже если ты станешь стариком, зрачки не поблекнут, не подёрнутся водянистой дымкой. В них всегда будет отражаться твоя страсть к жизни. Страсть, как огонь - она убивает медленно, с наслаждением, словно яд, подмешанный в коллекционный коньяк. Такие же и твои глаза. Черно-карие, и если ты сидишь в тени, то не видно зрачков, будто в глазах два уголька. А в угольках на солнце тлеют искры, золотисто-красные, дающие твоим глазам тот самый коньячный оттенок. Глаза-страсть, которые создал искусный Мастер. "Человек, всего лишь человек", - напоминаю я себе. Ты не творение, которое нужно оценивать, а только человек. Настоящий, живой - дотронься, и можно ощутить, какая у тебя горячая кожа, а если провести пальцами по щеке, то можно ощутить прохладу. У тебя всегда прохладная щека. Наверное, это из-за шрама, который Создатель тебе послал, словно бы для того, чтобы исправить досадную ошибку - ты слишком идеален. Шрам - доказательство того, каким хрупким материалом может оказаться человеческая плоть. Но даже он идеален и красив: две четкие линии, пересекающие друг друга, расположенные на скуле. Несмотря на бледность твоей кожи, его прекрасно видно, он будто выведен белилами.
Не удержалась, подошла, оставив истерзанную куклу в кресле. Ты слегка напрягся, чувствуя ту угрозу, которая исходит от меня. Инстинкт самосохранения не позволяет тебе так просто переносить мою близость. Ты знаешь, насколько сильно я желаю обладать твоим телом. Даже если разум уже подчинен, и ты говоришь, что хочешь быть куклой, то тело протестует. Ему хочется жить, чувствовать, хочется ярких ощущений и вкуса.
Снова настороженно окидываешь меня взглядом. Может, пора рассказать тебе, для чего же мне спицы, лежащие на столе? Лучше показать.
Беру одну и подношу к лицу, чтобы осмотреть. Без видимых изъянов, тонкая, она словно врезается в небо, разрывая его бездонную голубизну, когда я осматриваю иглу в свете солнца.
- Боишься? - склоняюсь к тебе. - Бойся-бойся... Это полезно. Дай свою руку.
Ты без колебаний протягиваешь мне руку. Тонкое запястье ложится мне в ладонь. Теплая, какая же она теплая, несмотря на то, что по цвету едва отличается от белизны холодных стволов березы. Твои пальцы гибкие, музыкальные, неуверенно сжимают мои. Положив сверху свою вторую руку, переворачиваю твою ладонь тыльной стороной вниз, чуть царапнув острием, зажатым в руке. Еще шрамы. На запястье два уродливых рубца, две наскоро зашитых раны. А под ними выделяются дорожки пульсирующих вен, по которым течет твоя жизнь. Провожу пальцем вверх до локтевого сгиба. Наверное, тебе щекотно, раз ты жмуришься. Как плохо, что сама эмоций не выражаю давно - невольно начинаю путать чужие.
Может, после этого ты откажешься от своей цели. Конечно, это будет стоить твоего доверия, ты станешь меня ненавидеть. Однако так гораздо лучше, и для меня, и для тебя. Нельзя присваивать себе творения других Мастеров, а если ты останешься, я обязательно это сделаю. Ведь иначе это докажет, что мое искусство - пустой звук.
Склоняюсь к твоему уху, прижимая руки с зажатыми в них ладонями – твоей и моей - к груди.
- Искусство - кровожадный языческий божок, - прижав губы вплотную к твоей мочке, произношу я. - Стоит лишь один раз отдать ему себя, как ты становишься его рабом, который ищет новые жертвы.
Ты молчишь, потому что безоговорочно мне веришь. Доверие - самая глупая черта. Сейчас ты веришь другу настолько, что можешь повернуться к нему спиной, а уже в следующую секунду его рука сжимает нож, засевший между твоих ребер.
Одной рукой крепко сжимаю твою ладонь – так крепко, что у тебя сбивается дыхание – а другой начинаю вгонять спицу в ладонь. Живая плоть подчиняется плохо. Хоть спица и остра, но каждый новый сантиметр нужно отвоевывать с большим усердием. Слышно, как хрустнула кость. Ты едва слышно стонешь от боли, которая мгновенно проносится по всему телу, услужливо переданная по нейронам сознания. Но после молчишь, продолжая терпеть, только тело выдает напряжение нервной дрожью. Еще миллиметр, и кость прошита насквозь. Теперь теплое мясо и сухожилия. Они поддаются гораздо охотнее, нежели кость. Вкладываю в последнее движение всю силу и спица, увлажненная кровью, с тихим скрипом выходит с тыльной стороны моей ладони. Мне повезло больше: в моей ладони она расположилась между костьми, задев какую-то вену. На нагретый лучами солнца дубовый паркет с острия срываются алые капли. Заглядываю в твои глаза. Да, там именно то, что я хочу увидеть. Как же искренне чувство, что тебя предали, чтобы разглядеть его в твоих глазах, не нужно иметь особого мастерства. Доверял - плати. За доверие платят болью. Твои глаза чуть потемнели. Значит, борешься с яростью. Хорошо. Моргаешь, а с ресниц скатывается соленая капля. Пробитая насквозь кость - ощущение не из приятных, но мне это доставляет садистское удовольствие. Потому что своей боли я не ощущаю. Любое движение твоей руки сейчас - адская боль, поэтому я как можно резче дергаю все еще зажатую ладонь на себя. Ты подаешься вслед за моим движением, надеясь сохранить положение руки относительно тела. Но я упираюсь рукой в твою грудь. Хриплый вскрик - ты не выдержал соприкосновения иглы с оголенными нервами. Будто пытаясь исправить ошибку, проявление эмоций, ты закусываешь нижнюю губу. Лицо становится еще бледнее, и ты падаешь на колени. Весьма забавное зрелище: я, склонившаяся над тобой и держащая руки у груди, и ты, стоящий на коленях передо мной, с возведенными к потолку глазами. Забавное, если бы не то дикое, почти звериное отчаяние в глазах. Если продолжить эту пытку дальше, то, скорее всего, ты просто лишишься рассудка от боли, но остановить себя так сложно. Касаюсь пальцами твоего подбородка и заглядываю в глаза. Страсть. Страсть к искусству погубит нас двоих. Сжимаю твою ладонь еще сильнее, из-за чего кровь начинает стекать на паркет тонкой струйкой. На это движение ты едва заметно качаешь головой и закрываешь глаза. Закрылся, ушел в себя, спрятался от моих глаз в лабиринтах души.
"Хватит", - говорю сама себе, понимая, что я уже достаточно сделала, чтобы сломать тебя. Хотя ломаю тебя с первой нашей встречи, каждый раз говоря себе: "Это в последний раз, ты уже перешла грань, ты уже сломала. Еще чуть-чуть, и он исчезнет, ускользнет из так четко и аккуратно расставленных сетей". Но каждый раз я останавливаю себя, чтобы возобновить пытку и доказать - грань еще не достигнута, есть новый рубеж. Зная, что если сейчас вытаскивать спицу из твоей руки целиком будет похлеще, чем если бы я вогнала еще пару игл тебе под ногти.
Под давлением ось моего орудия изогнулась, и сейчас, пытаясь вытянуть кривую спицу, я могу сломать тебе кость, не говоря уже о том, что это станет последней каплей для тебя. Имея достаточно крепкие пальцы, я ломаю спицу как можно ближе к твоей ладони. Это действие должно было отдаться в твоем мозгу адской болью, но у тебя даже дыхание не сбивается. Значит, болевой шок. Или ты уже в обмороке, твой организм включил защитную реакцию от внешней агрессии.
Плавно, как-то наигранно вытаскиваю иглу из плена двух рук и откидываю в сторону. Дышишь. Биологическое явление, присущее всем живым организмам. Такой простой и обычный факт радует сейчас меня больше, чем ребенка, которому на новый год Дед Мороз подарил самую желанную вещь.
Отпускаю тебя, чтобы удостовериться в каком состоянии ты сейчас находишься. Ты оседаешь еще больше и медленно заваливаешься на бок, но я успеваю тебя подхватить. Тебя нельзя назвать хрупким, но мне всегда кажется, что ты создан из хрусталя. Хотя ты и выше меня, а руки твои больше моих, но когда я прикасаюсь к ним, мне кажется, что я могу переломить их пополам. Вот и сейчас, обняв тебя за плечи и понимая, что ты нескоро очнешься, подхватываю тебя на руки, с трудом разгибая спину. Я не чувствую боль или усталость, но тяжесть тела мне известна. Не первый раз мне приходится быть каким-то заоблачным галантным принцем, который носит на руках своё творение. Чувствуя, как кровь стекает по локтю и пачкает мою рубашку, стискиваю зубы и пинком открываю дверь. Ты никогда не видел меня такой: раздражено смотрящей на кровь, оставшуюся на полу. Тебе вообще не приходилось видеть меня в каком-либо состоянии, кроме того, которое я позволяю тебе видеть. Сейчас я противна даже самой себе, за то, как церемонюсь с тобой. Я легко могла продолжить пытку, просто дав тебе пощечину и приведя в чувство, только это бы распалило мой азарт еще больше.
Вздыхаю, когда плечи перестают чувствовать тяжесть твоего тела. Руки не трясутся, как бы мне не хотелось сейчас увидеть этого. На сожаление лишь секунда, а дальше я с неприязнью отряхиваю с руки от не успевшую запечься кровь и перевожу взгляд на твои раны. Как странно, человеческая кровь так быстро свертывается, и рука уже не в алых разводах, а в темных пятнах с бурыми краями. И только у самого прокола кровь еще свежая, все еще не остановившаяся, яркая. Запах крови становится сильнее, и я выхожу из комнаты.
Тик-так, тик-так, блики солнца играют на твоем лице в такт тиканью часов. Эта игра оживляет тебя и дает мне уверенность в том, что ты в порядке. Хотя, разве человеческое тело после таких травм бывает в порядке?
Не выражая никаких эмоций, быстрыми движениями, рассчитанными до миллиметров, стираю кровь с ладони, затем с запястья и дальше к локтю. Кровь еще бежит, но мне нет до этого никакого дела. Единственное, что помню о травмах, это то, что бывает больно. Сколько нужно потерять крови, чтобы организм перестал функционировать, для меня слишком туманная цифра. Мой организм - это отлаженный часовой механизм, любая травма для меня не более чем порча куклы. С силой сжимаю бинтом запястье и перехватываю ладонь. И через семь слоёв кровь продолжает расплываться пятном по снегу бинта. Тихо дышишь и, кажется, спишь без снов. Сейчас тебя ничто не беспокоит - рана обработана, запах крови улетучился вместе с твоей одеждой, которую я не жалея выбросила. Возможно, только на душе тебе неспокойно, хотя меня это меньше всего заботит. Исполни Творец мое желание, души бы у тебя давно не было. Или тебя у меня.
Качаю головой, не понимая, почему так думаю. Наскоро наматываю оставшийся бинт на руку и отхожу к окну. Буду ждать, когда очнешься. Я хочу увидеть твои самые первые эмоции, жадно вглядываться в полусонные измученные глаза, в которых будут медленно появляться паника, ненависть, страх. Почти уверена, что так оно и будет, но вот триумфа я не испытаю.
Так бывает. Мастер по кусочку собирает любимое творение, с трепетом прикасаясь пальцами к едва высеченным деталям, уже представляя готовую и совершенную работу. Ищет самое лучшее, вымеряя по миллиметрам каждый изгиб, впадины и выпуклости. Долго выбирает цвет глаз, стараясь сделать их живыми, вкладывает кусочек своей души и оживляет ее. Но процесс выжимает душу до последней капли, не оставляя сил на любовь к результату, который становится свершившимся фактом, не более.
Мне порой кажется, что и с тобой случится то же самое - когда я закончу все, ты уже будешь мне неинтересен. Меня это не удивляет, не пугает - я знаю, страсть к своему творению, необходимая как воздух, привязывающая Мастера к своей кукле, приходит только один раз. И если этого не случится с тобой, я просто бережно сохраню тебя, как прекраснейшее из своих творений. И буду искать дальше. Но что на это скажешь ты, мой юный друг? Расстроишься или даже больше - сойдешь с ума.
Для тебя страсть так же важна как воздух. Разочарование сломает тебя, как щепку, ты больше не сможешь существовать. Это мне и нужно. Я хочу, чтобы твоя душа умерла, исчезла, осталось лишь тело, которое я превращу в послушную марионетку. Но ты и так послушен, словно уже давно стал куклой, за нити которой я дергаю.
Успокаиваюсь, поворачиваюсь к тебе и снова жду. Ты, словно по команде, оживаешь. Дыхание становится более рваным, ты хмуришь лоб и затем открываешь глаза. Вот он, мой призрачный триумф. Но яркий свет солнца тут же тускнеет, когда я вижу, как твои глаза потерявшегося испуганного ребенка ищут меня. Не потому что ты боишься увидеть своего мучителя. Я знаю, так ты ищешь меня, когда нуждаешься во мне. Даже задыхаться начинаешь, неужели я тебе ТАК нужна? Отрываюсь от места, смещаюсь с мертвой точки и иду к тебе.
Замечаешь не сразу, а когда видишь, то губы едва заметно дергаются и бледнеют, а пальцы сжимают ткань одеяла. Не знаю, что это значит. Мне становится неуютно оттого, что я чего-то о тебе не знаю. Но быстро подавляю это чувство и смотрю тебе в глаза ровно.
- Я...
Качаю головой, давая понять, что не хочу тебя слышать. Ты послушно замолкаешь. Сажусь в ногах, не позволяя себе быть к тебе ближе. Ты пытаешься подняться и сократить расстояние, но я жестом обрываю это движение. Не слишком ли много действий для человека, который пролежал без сознания от болевого шока? Кидаю взгляд на твою руку, пытаясь понять, чувствуешь ли ты боль.
Намеренно не накладывая гипс, без обезболивающего, я просто перевязала твою руку бинтами.
Без церемоний наклоняюсь вперед и дергаю руку на себя. Молчишь. Мне даже обидно. Отпускаю и ухожу, закрывая за собой плотно дверь. То, что ты сейчас испытал, похуже раны на руке, это витает в воздухе, когда я захожу вновь. Ты отвернулся к стене, решив, что меня что-то разочаровало в тебе, и я тебя бросила. Нет.
Подхожу к тебе и касаюсь плеча. Все-таки ты хрупкий. Движение каждой кости видно через прозрачную кожу, ключицы, кажется, разорвут ее сейчас. Но в этом теле до сих пор остался стальной стержень, который мне так и не удалось сломать. Потому что я боюсь признать факт существования того, из чего состоит основание этого стержня.
Вижу твое лицо, и чувствую, как начинает дрожать рука с зажатым в ней стаканом. Вдох, и я уже спокойно смотрю в твои глаза, в которых сейчас солнечные лучи взрываются охровыми звездами.
- Пей. Тебе надо восстанавливать кровь.
Стараешься как можно более непринужденно взять стакан, но промахиваешься - протягиваешь больную руку и едва сжимаешь стеклянные стенки, как тут же одергиваешь руку, чуть не выронив сосуд из моих рук. Чувствовать себя беспомощным - не завидую.
Пара капель сока мелким бисером легли на твои пальцы. Спелая вишня похожа на человеческую плоть, такая же мягкая, теплая, а сок как кровь обагряет пальцы, стоит сдавить ягоду сильнее.
Не сдерживаюсь и ловлю твою руку. Теплая, только кончики пальцев ледяные, это ощущение такое яркое, когда я касаюсь пальцев языком, чтобы собрать бисеринки сока с них. От неожиданности ты дергаешься и напрягаешься, видимо решил, что Мастер окончательно рехнулся. "Что же, наверное, так оно и есть", - думаю я, касаясь щекой твоей руки. Но мне не стыдно, любое мое действие ты можешь для себя озарить ореолом прекрасного, а я никогда не останавливаю свои прихоти. Почти позволяю себе улыбнуться, а затем отпускаю твою руку. Мне это приносит смешанное удовольствие - мои действия стали слишком беспорядочны и немотивированны.
Снова протягиваю тебе стакан, но ты, будто неживая кукла, замер, уперев, стеклянный взгляд в пространство. Все-таки решил, что я над тобой в очередной раз издеваюсь, желая в этот раз сломать тебе психику. Твоя правда. Медленно подношу стакан к губам и отпиваю, стараясь не глотать сок. Поставив стакан на тумбу, поворачиваюсь к тебе и, схватив за плечи, приближаю к себе. Слишком больно, чтобы ты сохранял ту маску безразличия, и когда я вижу твои глаза вблизи, то замечаю, что зрачки расширены настолько, что не видно радужки. Касаюсь плотно сжатых губ своими и замираю, ожидая, когда ты позволишь…
Инстинктивно закрываешь глаза, чуть заметно расслабляясь. Решил - будь что будет? Но мои мысли уже не об этом. Мне вдруг стало интересно, как быстро ты привык закрывать глаза, сколько у тебя было девушек, что ты переживал при каждом расставании? Я-то тебя ни разу не целовала. Ты ни разу не получал от меня лишнего прикосновения, не то что поцелуя. Хотя по тебе сейчас видно, что больше всего ты не ждал именно этого, хоть и желал. Угадываю это по осторожным движениям рук по моим бокам. Позволяя тебе хоть на секунду ощутить себя человеком, а не живой куклой, прогибаюсь тебе навстречу, а в голове совсем другие мысли - быстрый анализ.
Ты такой чувственный, романтичный и искренний в нашу первую встречу. С того момента так и не изменился, стал только более несчастным. Что было с тобой "до", меня мало интересовало, я узнаю об этом только из случайных фраз, когда веду с тобой беседу. Вот уж что меня забавило, так это твоя верность любви. Никогда не изменял, любил так, что задыхался, а об отношениях без любви не могло быть и речи. Просто идеален! Даже это было предусмотрено Им, чтобы во всем, что касалось тебя, меня съедало чувство профессиональной ревности.
В том возрасте, в котором я тебя встретила, нормальные люди все еще влюбляются по несколько раз на неделе, каждый раз навсегда, проживают день, не вспоминая вчерашний и не думая о завтрашнем. Верят во что-то вечное, тут же забывая об этом.
А ты был другим - поэтому я и обратила на тебя внимание.
Ты, наконец, поддаешься, и сжатые губы становятся мягкими. Положив руку тебе на затылок, чтобы не отстранился, приоткрываю рот и чувствую, как сок течет по неплотно сжатым губам и попадает тебе в горло. Спешно глотаешь жидкость и тянешься за поцелуем, задевая языком мои зубы. Теряешь бдительность, и у меня появляется желание причинить тебе боль, но мне жаль тебя. Продолжаю целовать и опускаюсь на кровать вслед за тобой, впитывая кожей тебя. Даже через рубашку чувствую жар твоего тела, такого знакомого и родного, что на секунду кажется - ты действительно мое творение. Но мне не свойственно себя обманывать, мой извращенный холодный разум не допускает этого, и я просто наслаждаюсь ощущением обладания тем, на что у меня было право.
Может, уже завтра твои глаза перестанут быть такими живыми, а тепло покинет твоё тело. Я еще не решила - убить тебя, сделать своим или просто отпустить. Ведь ты не знаешь того, что знаю я. Мне причиняет физическую боль близость живого, поэтому ты еще человек, искалеченный, но человек. Мне нравится боль, но свою испытать мне сложно, поэтому я люблю медленные пытки. Ведь боль - своя или чужая - всегда остро воспринимается, если знать, как ее причинять. А еще ты совершенен настолько, что любая моя попытка превратить тебя в марионетку увенчается крахом. Ты не подозреваешь, но на самом деле все, что с тобой происходит - твои желание и воля. Ничего от меня. Все, что делаю я, это твои желания, которые я послушно исполняю, словно твоя крестная фея. Не я, а ты делаешь из себя куклу, не я твой Мастер, а ты сам. Как я - Мастер-марионеточник. Вот та правда, которую не знаешь ты.
Пока я целую тебя, твои пальцы расправляют складки на моей рубашке, изучая изгибы тела. Только два Мастера могут на равных существовать рядом. Поэтому я осознанно оставила тебя рядом, поэтому ты, не понимая почему, все еще рядом со мной. Но только никто не знает, как я не люблю живых Мастеров. Для меня их искусство не более чем пустой звук. Я ни с кем не общаюсь. Истинный Мастер для меня тот, чьим первым творением стал он сам. Дергать за нитки - привилегия мелкой сошки, Кукловодов, которым не дано сделать свое и они просто покупают наши творения. А Мастер должен уметь создавать Марионеток.
Таков ты. Поэтому я так чувственно и холодно отдаюсь тебе, поэтому ты так точно, но нежно даришь ласку. Вот так начинается борьба двух Мастеров, так рождается искусство. Ты уже не так сильно ищешь моей поддержки в любом движении. Но ты все еще мой. Бывает ли Мастер у Мастера? Теперь есть. У меня есть ты.